Русско-украинская война: Лето 2025 ПЫЛАЮЩАЯ ОЛИВКОВАЯ ВЕТВЬ
Русско-украинская война: Лето 2025
ПЫЛАЮЩАЯ ОЛИВКОВАЯ ВЕТВЬ
Оригинал - https://bigserge.substack.com/p/russo-ukrainian-war-the-flaming-olive
Автор - Big Serge
«Невозможно держать в одной руке оливковую ветвь, а в другой стрелять из пистолета».
Так шутил Вильгельм Зольф, дипломат Министерства иностранных дел Германской империи. В то время как Европа нащупывала путь через массовые потери и цивилизационное истощение Первой мировой войны, Зольф был одним из немногих ключевых сотрудников германского правительства, выступавших за переговорный мир в начале 1917 года, когда война пересекла свою половину. Конечно, мы знаем, что Первая мировая война не закончилась в 1917 году — попытки договориться о мирном урегулировании провалились почти мгновенно, союзники напрочь отвергли германские предложения. Странно, но одним из главных пунктов разногласий стал не вопрос военных целей или конкретных условий мира, а вопрос вины. И Центральные державы, и Антанта непреклонно настаивали на том, что другая сторона должна формально принять на себя вину за войну, и переговоры так и не продвинулись дальше этого.
Абортивный мирный процесс был еще больше запутан вмешательством президента США Вудро Вильсона. Воодушевленный победой на выборах 1916 года, Вильсон чувствовал, что у него есть политическая свобода действий для более активного вмешательства в европейские дела, и Соединенные Штаты — возможно, единственные среди всех держав мира — казалось, имели рычаги влияния на обе стороны в конфликте. Повестка Вильсона, таким образом, заключалась в том, чтобы договориться о «мире без победы», при котором ни одна сторона не уничтожает другую, в духе вежливости и взаимного уважения. Жестокий победный мир, по мнению Вильсона, будет восприниматься как унижение проигравшей стороной и породит условия для будущей войны, посеяв неразрешимую обиду и реваншизм.
Зная то, что мы знаем о Версальском договоре, который был именно таким глубоко ненавистным карательным миром, комментарии Вильсона кажутся пророческими. К сожалению, идеалистичный (некоторые сказали бы наивный) американский президент не смог правильно прочитать обстановку. Его речь о мире без победы была хорошо принята американской аудиторией внутри страны, но отвергнута как анафема практически всеми остальными, включая не только немцев, но и англо-французскую Антанту.
Вильсон, отстраненный за океаном, не понял двух очень важных вещей. Во-первых, что у Европы закипела кровь после лет резни. Это было особенно заметно после неудачной попытки Германии протянуть мирные щупальца союзникам; Антанта была возмущена тем, что они воспринимали как оскорбительные германские условия,...в то время как немцы, в свою очередь, заняли непримиримую позицию после резкого отказа Антанты от тех же самых условий. Во-вторых, Вильсон не смог понять, что его не воспринимали как беспристрастного посредника, особенно немцы. Хотя он мог воспринимать себя как государственного деятеля с одаренным чутьем, уникально позиционированного для остановки кровопролития, Берлин в корне не доверял ни ему, ни союзникам, и предпочитал вместо этого безжалостно эксплуатировать все свои военные силы (в оригинале "kinetic powers" — военный жаргон, противопоставляющий физическую военную силу дипломатическим методам). Мир без победы может звучать благотворительно и уютно, но победа была гораздо более привлекательной. После миллионов потерь все стороны предпочитали идти на победу, а не хромать с ничьей.
Рискуя слишком грубо навязывать аналогию, мы оказываемся в очень похожей ситуации с Украиной. Президент Трамп, как и Вильсон, пришел после своей избирательной победы полный решимости вмешаться в войну в качестве миротворца. Его обязательство покончить с войной, как и речь Вильсона от 22 января 1917 года, очень хорошо прошло у его внутренней аудитории, но мало резонировало по ту сторону Атлантики. Как и немцы столетие назад, Россия не видит в американском президенте честного посредника, и он обнаружил, что его рычаги влияния не так велики, как он думал. Что еще важнее, сегодня так же верно, как и в 1917 году, что чертовски трудно убедить воюющие государства прекратить борьбу, когда у них закипела кровь, и отойти от невозвратных затрат столь большого кровопролития. Мотив вины тоже вернулся, многие европейские стороны отвергают идею уступок России просто на том основании, что Москва является виновной стороной в этой войне.
У нас проблема Первой мировой войны, и она разрешится решением Первой мировой войны, когда одна воюющая сторона преуспеет в истощении и сломе другой. Пока украинские и российские переговорные команды встречались в Стамбуле для своих кратких символических переговоров, которые были предсказуемо непродуктивными, две стороны продолжали обмениваться ударами в обычных пропорциях, а российская армия продвигалась вперед вдоль линии соприкосновения. Оливковая ветвь Вильгельма Зольфа никогда всерьез не рассматривалась, но пистолет остается в рабочем состоянии. В Украине кровь закипела, и она будет продолжит пропитывать землю.
Крах дипломатии (снова)
Недавние стамбульские «мирные переговоры» между Украиной и Россией начались и закончились в мгновение ока, что сделало очевидным (как если бы это уже не было очевидно), что ничего продуктивного не могло выйти из обсуждения. Второй раунд переговоров, который состоялся 2 июня, длился около часа, чего едва хватает на дипломатические любезности. Предсказуемо, ни о чем не договорились, кроме предварительной сделки по обмену военнопленными и обмену останками погибших, которая уже начала разваливаться.
Проблема с дипломатией прямо сейчас в том, что аппетита к реальным переговорам о сделке мало, но все три основные стороны (Украина, Россия и Соединенные Штаты) готовы участвовать в показательной дипломатии с целями, которые ортогональны (в оригинале “orthogonal” - математический термин, означающий "перпендикулярны/несовместимы") друг другу. Маловероятно, что любая из переговорных команд действительно прибыла в Стамбул с ожиданием или намерением завершить войну, но у них действительно были подлинные цели, которых они пытались достичь. Вопрос еще больше затуманивается побочной проблемой сделки по правам на полезные ископаемые между Украиной и Соединенными Штатами, которая напрямую не связана с перспективами договорного мира, но тем не менее является аспектом показательных переговоров президента Трампа.
Для России цель показательной дипломатии состоит в том, чтобы публично повторить свои военные цели и заявить о уверенности в своем превосходстве на поле боя. Критически важно помнить, что на каждом этапе этой войны, когда представлялась возможность, Москва излагала те же фундаментальные условия, которые составляют российский «нижний предел»: они включают вывод украинских сил из четырех аннексированных областей, признание российских аннексий, ограничения на размер и вооружение украинских вооруженных сил, запрет на украинское членство в военных альянсах, включая НАТО, защиту русского языка как официального языка Украины и снятие международных санкций с России.
В конкретных терминах это равносильно капитуляции Украины. Москва не решалась использовать подобные формулировки и, безусловно, избегала напыщенных выражений в стиле мировой войны, таких как “безоговорочная капитуляция”, тем не менее, именно это означают эти термины. Это особенно актуально, когда речь заходит о тех городах в аннексированных областях, которые все еще находятся под контролем Украины - Херсоне, Запорожье, Славянске и Краматорске. Владение Украиной этими городами остается самой важной картой в руках Киева, и, по сути, единственным реальным рычагом давления, который у них есть в отношении России, является их способность (на данный момент) заставить российскую армию понести дополнительные потери, чтобы захватить эти города. Как только Россия захватит эти города, Украине нечего будет предложить на переговорах. Таким образом, повторение Россией своих военных целей равносильно требованию, чтобы Украина передала свои самые важные переговорные активы, что равносильно капитуляции.
Поэтому мы должны понимать действия России в Стамбуле как показную демонстрацию силы, выдвигающую слабо завуалированное требование украинской капитуляции в акте показательной дипломатии. Это показательное представление направлено непосредственно против Киева и Вашингтона.
Украина, однако, использует свою собственную форму показательной дипломатии, но русские не являются целевой аудиторией Киева. Скорее, Украина “ведет переговоры” как способ подачи сигналов Вашингтону (и в меньшей степени Европе). Это проявляется в том факте, что, в то время как Россия де-факто требует капитуляции Украины, Киев просит о временных мерах, таких как ограниченное прекращение огня. Цель Украины состоит не в том, чтобы положить конец войне, а в том, чтобы представить русских непримиримой стороной, не желающей соглашаться даже на временное прекращение огня. По мнению украинцев, это создает беспроигрышный сценарий: если Россия действительно согласится на прекращение огня, это ослабит позиции России на поле боя и даст возможность ВСУ перестроиться; если Россия не согласится, это может быть представлено Западу как доказательство российской кровожадности.
Показательная дипломатия в Стамбуле
Результатом, таким образом, является то, что Москва и Киев подходят к вопросу переговоров с несовместимыми парадигмами. Киев, в идеале, хотел бы прекращения огня без каких-либо договорных обязательств; Москва хочет переговоров без прекращения огня. Россия продемонстрировала, что ей вполне комфортно вести переговоры при продолжающихся военных операциях. Если обсуждение сорвется, его всегда можно возобновить позже, и в любом случае российская армия может продолжать наступление. Эта гибкость проистекает из российской уверенности в том, что она достигнет тех же стратегических целей в любом случае. Для Украины, с другой стороны, ведение переговоров на фоне продолжающихся боевых действий — это плохая математика, поскольку именно ВСУ неуклонно отступают и видят, как их стратегическое положение ослабевает.
Доведя это до парадигматического заключения, Россия и Украина имеют принципиально разные взгляды на взаимосвязь между военными операциями и переговорами. Украина стремится вести переговоры для улучшения своего военного положения: используя показательную дипломатию для получения дополнительной поддержки от своих западных покровителей и добиваясь прекращения огня для восстановления своих сил. Россия, с другой стороны, использует военные операции для улучшения своего положения на переговорах. Конкретные военные цели и требования двух сторон почти несущественны, поскольку две стороны даже не согласны с тем, для чего нужны переговоры.
Тем временем Соединенные Штаты участвуют в своей собственной, не менее показательной форме дипломатии, которая направлена на то, чтобы дать Трампу стратегическую гибкость в Украине. Организовав переговоры между Россией и Украиной (и представив Москве свой собственный лабиринтный ("labyrinthian peace plan", очень сложный/запутанный план) план мира), Трамп может утверждать, что он предпринял добросовестную попытку завершить конфликт. Если это сработает и удастся достичь договорного мира, его будут славить как великого миротворца. Если это не сработает, он находится в хорошем положении, чтобы умыть руки относительно Украины, передав Киев европейцам. Мы уже видим признаки этого: Вашингтон угрожает выйти из мирного процесса, готовится свернуть военную помощь Киеву, а Трамп принимает все более апатичные формулировки в отношении Украины.
Трамп, несомненно, стремится избежать превращения Украины в свой собственный Афганистан, и у него есть преимущество в виде младшего партнера (Европы), который вполне готов, если не полностью способен, остаться с этой проблемой на руках. В целом, Трамп довольно хорошо справился с Украиной, если понимать, что его главная цель заключалась в обретении политической гибкости, а не в завершении войны любой ценой или достижении какой-либо украинской победы. Просто собрав украинских и российских переговорщиков в одной комнате (неважно, насколько показательными были эти процедуры), он получил возможность сказать американской общественности, что он сделал все возможное; когда переговоры провалятся, он может начать умывать руки в отношении Украины и передать пылающий мешок европейцам.
С быстрыми и предсказуемо безрезультатными переговорами в Стамбуле, которые теперь закончились, похоже, мы наконец готовы выйти за рамки этого фарса — особенно учитывая последние новости о том, что США отменяют несвязанные двусторонние обсуждения с Москвой. Больше всего в этом всем бросается в глаза, конечно, то, что практически ничего не изменилось в относительных переговорных позициях. Несмотря на утверждение вице-президента Вэнса о том, что Россия «просит слишком многого», Москва выдвигает точно те же требования, которые она выдвигала годами, и наталкивается на ту же кирпичную стену.
Ни избрание Трампа, ни провал украинских наступлений в запорожской степи и в Курске, ни продолжающийся российский прогресс в зачистке Донбасса не оказали никакого материального влияния на переговорные расчеты. Все эти вещи имели значение сами по себе, но любопытно, что ни одна из них не сдвинула стрелку дипломатических перспектив в Украине. Переговоры — это странно статичное, стерильное, показательное предприятие, служащее главным образом форумами, позволяющими Украине и России публично повторять свои цели и жалобы. В этом отношении они в основном безвредны. Тем временем война будет доведена до своего завершения.
Украинский блокбастер: Война ударов в контексте
Безусловно, самым громким моментом года, по крайней мере в западных СМИ, была неожиданная атака Украины на российские стратегические авиационные активы на рассредоточенных авиабазах глубоко внутри самой России. Атака, получившая кодовое название «Операция Паутина», безусловно, была примечательной по трем отдельным причинам.
Во-первых, она нанесла ущерб российской стратегической авиации (стратегические бомбардировщики и самолеты дальнего радиолокационного обнаружения и управления), которые были активами, остававшимися практически нетронутыми до этого момента. Во-вторых, удар затронул российские базы вплоть до Дальнего Востока России, что наносит ущерб ощущению российской географической дистанции и неприкосновенности огромных размеров страны. В-третьих и наконец, платформа для атаки была крайне новаторской: украинцы запускали небольшие дроны с установленных на грузовиках пусковых установок, которые были собраны в самой России, на тайной украинской базе в Челябинске.
Одна деталь, которую интересно отметить с самого начала, заключается в том, что, хотя использование такой установленной на грузовике пусковой системы является новым, сама идея таковой не является, и фактически возникла у самих русских. Более десяти лет назад Россия начала экспериментировать с системой, ласково прозванной «Club-C» (контейнерный Калибр), которая якобы стреляла крылатыми ракетами с пусковой платформы, которая во всех отношениях выглядела как безобидный транспортный контейнер. Первоначально продававшийся как противокорабельное оружие, «Club-C» получил резкие отзывы как упражнение в вероломстве, и продолжающаяся работа Китая по этой теме получила аналогичную критику.
Это, конечно, делает довольно забавным то, что Украина получила такое широкое признание и безоговорочную похвалу за операцию «Паутина». Жалобы, выдвинутые против российских и китайских экспериментов с системами типа «Club-C», по сути заключаются в том, что незаконно маскировать ударные системы под безобидный гражданский груз. Очевидно, что украинский удар не особенно отличается и просто меняет морской грузовой контейнер на грузовик. Теперь те, кто читал мои работы какое-то время, знают, что я не из тех, кто ломает руки по поводу «международного права», которое я рассматриваю как по сути бессмысленную концепцию. Международное право — это на самом деле не право, а лишь институционализированный механизм для сильных ограничивать слабых. Да и лицемерие, собственно, тоже не имеет большого значения. Важно, и особенно в военное время, не то, что государству «разрешено» делать по международному праву, а то, что оно способно делать, и какого рода аппетит к риску у него есть. В случае с «Club-C» и «Паутиной» мы видим, что их вероломство — это наша дерзкая тайная операция. Лицемерие на самом деле не имеет значения, но оно, по крайней мере, немного забавно.
Итак, перейдем к ущербу от самой «Паутины». Первоначально большая часть украинской инфосферы бросала цифры, которые были откровенно абсурдными, утверждая, что было уничтожено что-то вроде 70% российского флота стратегических бомбардировщиков. Официальное заявление украинского правительства состояло в том, что 40 бомбардировщиков и самолетов раннего предупреждения были серьезно повреждены или уничтожены, что составило бы, пожалуй, треть российского парка самолетов. Обзор видео, опубликованного Украиной, а также спутниковых снимков подтверждает около дюжины общих потерь, а западные чиновники обороны остановились на цифре 20, включая шесть уничтоженных Ту-95 и четыре Ту-22.
Уничтоженные Ту-95 на авиабазе Оленья
Помещая это в контекст, это означает, что Россия потеряла примерно 12% своего флота Ту-95 и 7% своих Ту-22, при этом инвентарь Ту-160 остался невредимым. В общей сложности это примерно 8,5% российских стратегических бомбардировщиков. Проблема, которая постоянно возникает на украинской стороне, — это абсурдно высокие ожидания и грубое непонимание того, что означает «успех». В любой реалистичной парадигме уничтожение почти 10% российских стратегических бомбардировочных активов относительно дешевыми дронами рассматривалось бы как значительный успех, но продолжающееся ожидание того, что российские возможности можно просто стереть, препятствует такой реалистичной оценке.
Мы должны признать здесь плюсы для Украины, чтобы не попасть в ловушку «совладания» ("coping", интернет-сленг о попытках справиться с неприятной реальностью через самообман). Совершенно очевидно, что «Паутина» была как схематически гениальной, так и технически инновационной операцией со стороны Украины. Нанеся удар по пяти широко разделенным российским авиабазам с активами, размещенными глубоко в российской глубинке, «Паутина» была одновременно смелой и амбициозной, и она не требовала риска особенно ценными украинскими активами. С точки зрения расчета риск-выгода это был явно успех для Украины.
Кроме того, нужно прямо признать, что уничтоженные российские самолеты фактически в основном незаменимы. Ту-95 не производился уже много лет, и ожидалось, что существующий флот будет выполнять роль рабочей лошадки в обозримом будущем. У России есть некоторое производство Ту-160, возможно, четыре самолета запланированы к поставке в ближайшее время, но это, очевидно, не полностью заменит недавние потери.
Тем не менее, все могло бы быть гораздо хуже. Потери были минимизированы полным провалом ударов по двум из пяти целевых аэродромов. На аэродроме Дягилево под Рязанью российская ПВО была эффективной, и ни один самолет не пострадал; тем временем атака на аэродром Украинка в Амурской области потерпела неудачу, когда пусковой контейнер взорвался. Также представляется, что удар по Иваново-Северному поразил пару самолетов А-50 (ДРЛО), но не уничтожил их.
Мы остаемся с чем-то вроде смешанного результата. Украина продемонстрировала новаторскую и амбициозную способность поражать российские активы и действительно уничтожила несколько незаменимых самолетов, но результаты, безусловно, были далеки от того, на что надеялся Киев. У русских есть веские основания считать, что они избежали худшего. Безусловно, это будет стимулом для ускорения строительства укрепленных укрытий для самолетов, которое ведется медленными темпами, хотя, очевидно, не на всех аэродромах, с 2023 года. До сих пор русские в основном отдавали приоритет укреплению аэродромов в зоне досягаемости обычных украинских ударных систем (в таких местах, как Курск и Крым). «Паутина», вероятно, побудит к аналогичному укреплению отдаленных аэродромов, которые когда-то считались относительно безопасными.
Недавно построенные укрытия на аэродроме Халино в Курской области
Сложив все вместе, баланс по «Паутине» довольно прямолинеен: это был значительный успех для Украины в том, что она уничтожила большое количество ценных российских активов, рискуя очень малым. Однако несколько российских аэродромов избежали потери самолетов благодаря сочетанию успешной российской ПВО и украинских неисправностей. Украинцы остались с успехом, но гораздо меньшим, чем они могли надеяться.
Более значительно, однако, «Паутина» снижает российские возможности способом, который крайне маловероятно окажет материальное воздействие на саму Украину. Потеря стратегических бомбардировщиков, особенно моделей, которые не производятся, создает больше нагрузки на оставшиеся планеры и сжимает возможности, но эти потери крайне маловероятно приведут к чему-либо, кроме самых маргинальных сокращений российских ударов по Украине.
Первая и самая основная причина этого, конечно, заключается в том, что воздушные ракеты флота стратегических бомбардировщиков составляют относительно небольшую долю боеприпасов, которые Россия выпускает по Украине. Подавляющее большинство были и продолжают быть дронами (такими как почтенная ("venerable", уважительное определение для старой техники) «Герань») и наземными «Искандерами». «Герани», в частности, составляют самый многочисленный боеприпас, используемый сейчас, с сотнями, запускаемыми в день при быстро увеличивающемся производстве. Участие Ту-95 в авиаударах — относительно редкое событие, и неважно, насколько громкими и кинематографичными могут быть «Белые медведи», они отнюдь не являются основной пусковой платформой в этой войне.
Фактически, «Паутина» дает возможность поразмышлять о вспомогательном моменте значительной важности. Использование Россией воздушных крылатых ракет значительно ослабло в 2025 году, поскольку они накапливают ракеты не только для использования в Украине, но и для других непредвиденных обстоятельств. Фактически, всего за несколько дней до того, как «Паутина» нанесла удар по силам стратегической авиации, украинские СМИ вслух задавались вопросом об относительно редком российском использовании этих систем, отмечая, что воздушные запуски стратегическими бомбардировщиками происходили лишь несколько раз в этом году. В настоящий момент ключевым фактором, сдерживающим российские удары крылатыми ракетами по Украине, является ни нехватка ракет, ни отсутствие самолетов, а стратегические решения о накоплении активов.
В общей схеме вещей потеря незаменимых бомбардировщиков действительно сжимает общие российские возможности, но не таким образом, который изменяет расчеты для Украины прямо сейчас. Уничтожение группы Ту-95 на земле — это успех для Украины, особенно учитывая дешевые активы, которые они потратили на эту задачу, но это не решает проблему, которая заключается в том, что Россия установила способность устойчиво бомбардировать Украину, особенно «Искандерами» и «Геранями», при этом накапливая ударные активы. Возможно, что в результате «Паутины» Россия вынуждена чаще использовать Ту-160 (который использовался крайне экономно до этого момента), но ясно, что у России много вариантов ударов, и ее возможности в отношении Украины остаются более чем адекватными. Это война промышленного истощения, и тайные операции Украины не являются заменой способности вести устойчивую воздушную кампанию.
В конечном счете, это приводит нас к более широкому пункту. «Паутина» была инновационным примером асимметричной операции, но это лишь говорит о наличии более широкой асимметрии в этой войне как таковой. Россия является гораздо более богатым и мощным бойцом в этом конфликте, что парадоксально означает, что у нее больше активов как для использования, так и для потери. Украине удалось уничтожить почти дюжину российских стратегических бомбардировщиков, но у Украины вообще нет стратегических бомбардировщиков. Россия всегда будет уязвима к асимметричным потерям такого рода, потому что она обладает активами, которых нет у Украины. Потеря стратегических бомбардировщиков — это нехорошо, но это лучше, чем не иметь их вообще. В этом конфликте все еще есть только одна сторона, которая имеет обширный и разнообразный арсенал самостоятельно произведенных ударных систем, и одна сторона, которая должна прибегать к (признанно очень умным) атакам дронами, запускаемыми с грузовиков, из-за истощения своих обычных ударных возможностей.
Попадание в шов: Обновление фронта Донбасса
На земле основная ось усилий российской армии продолжает оставаться центральным фронтом Донбасса, вокруг городов Константиновка и Покровск.
Это особенно актуально теперь, когда две оси в Южном Донбассе и Курской области были в значительной степени вычеркнуты. Беглый взгляд на карту ситуации показывает разрастающееся российское наступление в этом критическом центральном секторе. Последние несколько лет должны были дать нам хорошее чувство осторожности по поводу использования таких слов, как «прорыв» и «коллапс», поэтому я вместо этого просто буду утверждать, что украинская армия находится в серьезной беде в этом секторе.
Причины довольно прямолинейны и заключаются не только в эскалирующей нехватке живой силы, с которой сталкиваются украинские формирования, но и в тройной уязвимости, которая существует в этом конкретном секторе фронта. Короче говоря, ось Покровск-Константиновка страдает от того, что мы назовем «тройным швом», что делает ее оперативно очень уязвимой, и текущее российское наступление направлено прямо на этот шов, или оперативный стык. Давайте подробнее рассмотрим.
Первый шов, или уязвимость, географический и, таким образом, безусловно самый легкий для понимания. Основная проблема заключается в том, что городской пояс в западном Донбассе (тянущийся от Константиновки до Славянска) лежит на дне долины. В секторе Константиновки, в частности, есть местные высоты вокруг Часов Яра, Торецка и Очеретино, все из которых теперь прочно находятся в российских руках и формируют базы поддержки для продвижения к Константиновке. К западу от Константиновки есть клиновидное плато, которое отделяет город от Покровска, и именно в этот возвышенный клин русские сейчас продвигаются.
Карта высот: Центральный Донбасс
Оперативная проблема для Украины, однако, идет гораздо дальше карты высот. Фактически, проблема высот сочетается со структурными проблемами с подготовленной обороной Украины. Чтобы понять это, мы должны сначала вспомнить состояние фронта в 2023 году. Два лета назад основная ось российских усилий проходила через Бахмут — то есть продвижение на запад через центральный Донбасс. В то время юго-восточная ось фронта (Авдеевка, Красногоровка, Угледар) держалась стабильно для ВСУ. Столкнувшись с перспективой российского продвижения прямо с востока, украинцы построили оборону вокруг Константиновки, которая обращена на восток, к Бахмуту.
Коллапс южного фронта создает поворот в украинской обороне, так что ось российского продвижения теперь идет с юго-запада от Константиновки, а не с востока. Хотя украинцы начали строить новую оборону (ориентированную на юг) после коллапса южного фронта, остается значительный разрыв к западу от Константиновки. Кроме того, «стык», где пересекается украинская оборона, по сути находится на юго-западной границе самой Константиновки.
Украинские оборонительные пояса (Military Summary)
Недавние российские продвижения теперь поставили их за украинские позиции, охраняющие юго-западный подход к Константиновке. Когда русские достигли Яблоневки (примерно 4 июня), они прочно оказались в тылу оборонительного пояса юго-западнее Константиновки, открыв украинскую линию здесь для входа в западный фланг города и соединения с наступлением из Торецка.
Примерная ситуация вокруг Константиновки
Учитывая нехватку живой силы у Украины, эти траншейные системы угрожают стать магистралями для российских сил, как мы видели вдоль оси Очеретино в 2024 году. Как только российские силы прорываются в эти пояса, они способны катиться вдоль длины поясов глубоко в украинское пространство.
Короче говоря, множество структурных слабостей все сходятся в одном и том же секторе фронта. Русские наступают с выгодных высот в структурные швы украинской обороны, точно в область фронта, которая вклинивается между Покровском и Константиновкой, разделяя их друг от друга. Результатом является возникающее двойное окружение, с русскими, прорывающимися через середину к тыловым районам за этими городами. Местность и ориентация украинских линий приспособили огромный российский расщепляющий клин, который разорвет линии коммуникации к обоим городам. Это была бы серьезная проблема при идеальных обстоятельствах, но учитывая неспособность Украины должным образом укомплектовать свои позиции, это стало кризисом.
В ближайшие недели российские силы продолжат свое расширение в промежуточное пространство между Покровском и Константиновкой, прощупывая свой путь в оперативную печень Украины ("probing their way into Ukraine's operational liver" — буквально "прощупывая свой путь в оперативную печень Украины"). Когда они достигнут пространства юго-западнее Дружковки, они будут позиционированы для перерезания линий коммуникации в оба города. Одновременно они продолжат свертывание обороны на юго-западном фланге Константиновки. С российскими силами, проникающими на юго-западный фланг города, город уже находится в несостоятельном положении.
Из двух городов Константиновка, вероятно, падет первой, с русскими, начинающими штурм самого города в какой-то момент в июле. В том, что я бы охарактеризовал просто как командное решение, русские проявили терпение по поводу наступления на Мирноград и сминания плеча ("crumpling the shoulder", военный термин о разрушении фланга позиции) покровской позиции. В этот момент кажется маловероятным, что они сделают это до тех пор, пока наступление в шов не скомпрометирует линии снабжения с тыла.
Рискуя быть несколько гиперболичным, это остается единственным сектором, за которым стоит внимательно следить. Российские силы прикладывают относительно минимальные усилия на других осях фронта. Есть постепенный прогресс, чреватый возможностями, вокруг Лимана и Купянска, и расширение российской «буферной зоны» в Сумской области заслуживает внимания. Кажется крайне маловероятным, однако, что у России есть намерения в ближайшее время толкать фронт к самому городу Сумы; скорее, буферная зона направлена на захват передовой оборонительной линии вдоль высот на украинской стороне границы, поддерживая выгодный фронт открытым для рассеивания украинских ресурсов. Центр тяжести в этой войне остается за центральным Донбассом, и ключевым оперативным фактом, как таковым, был поворот в российской стратегической оси. После продвижения на запад через Бахмут в 2023 году они вскрыли юг в 2024 году и теперь наступают ортогонально ("orthogonally", под прямым углом, перпендикулярно) в украинскую оборону между Покровском и Константиновкой, в предпоследнем акте донбасской кампании, прежде чем они достигнут приза в Краматорске и Славянске.
Заключение: Стратегическая ясность
Я часто писал о критической важности «теории победы» при ведении войны. Это относится, в простейшем смысле, к необходимости государства иметь всеобъемлющую концепцию для превращения силы в свои военные цели. Это стратегическая связка, которая соединяет военные операции и дипломатию с военными целями государства.
По мере того как война переходит в свой четвертый год, Украина и ее западные покровители прошли через несколько различных теорий победы, которые были тихо отброшены после того, как развалились по швам. В первый год войны теория украинской победы центрировалась на создании неприемлемого расчета затрат и выгод для России. Если Украина и запад покажут неожиданную решимость, удерживая ВСУ в ожесточенных боях в поле, надеялись, что Россия отступит от ведения долгой войны, особенно когда санкции будут подтачивать российскую экономику. Вместо этого Россия начала мобилизацию для более длительной борьбы, и российская экономика до сих пор выдержала санкции невредимой.
Эта теория победы была затем заменена моделью, основанной исключительно на военных операциях, которая предполагала, что решающая победа может быть одержана на юге путем прорыва через российскую оборону на сухопутном мосту. Эта теория развалилась гораздо более заметным образом, с западной бронетехникой, горящей в степи после неудачной попытки прорвать линию Суровикина. Вторая попытка перезапустить решающие операции встретила аналогичный конец в Курске.
В последний год или около того теория украинской победы снова повернулась, особенно под эгидой новой администрации Трампа, в пользу таких слов, как «истощение» и «тупик» как механизма для получения договорного урегулирования. Если фронт в Украине можно заблокировать в нечто, приближающееся к тупику — то есть, если стоимость дальнейших продвижений можно сделать запретительно высокой для России — условия будут созданы для договорного мира.
В отличие от этого, у России была по существу последовательная теория победы с конца 2022 года, когда она начала мобилизацию. Эта теория очень проста: установив основу для устойчивых военных операций против Украины, постоянное давление и наземные продвижения могут поддерживаться до тех пор, пока либо украинское сопротивление не рухнет, либо Россия не будет контролировать Донбасс. До этого момента Украина не продемонстрировала возможностей — ни для перехода в наступление, ни для остановки российского продвижения в Донбассе — которые изменяют этот основной расчет.
Комментаторы на западе редко пытаются взглянуть на конфликт с российской перспективы, но если бы они могли, они быстро увидели бы, почему российская уверенность остается высокой. Как видит это Россия, они поглотили и победили два лучших удара Украины на земле (контрнаступление 2023 года и курскую операцию), и они выдержали долгое и устойчивое вливание западной боевой мощи без того, чтобы траектория либо наземной кампании, либо ударной войны фундаментально сместилась. Тем временем Россия по существу вычеркнула весь южный Донбасс, толкнув фронт через границу в Днепропетровскую область, и они готовы закрыть центральный сектор фронта, поскольку наступление вокруг Покровска и Константиновки расцветает.
Мы остаемся, таким образом, с резким разрывом. С одной стороны, администрация Трампа подошла к Украине так, как если бы их избрание фундаментально изменило все и мгновенно повысило вероятность договорного мира. Россия, однако, вполне справедливо чувствует, что ничего не изменилось вообще. Они поглотили все, что запад бросил в конфликт, и они продолжают как продвигаться на земле, так и неустанно поражать Украину на материальной основе, которую они явно рассматривают как устойчивую, не обременяя чрезмерно гражданскую жизнь в России.
Если кто-то был удивлен, таким образом, тем, что Россия пришла в Стамбул только для того, чтобы повторить те же условия, которые она представляла с самого начала, они явно не обращали внимания. У России нет стимула смягчать свою позицию до тех пор, пока она чувствует, что расчет на поле боя не изменился, и ничто из того, что запад (или Украина) сделал с 2022 года, не дало Москве веских оснований пересматривать свои взгляды. Базовые требования России должны быть хорошо поняты к настоящему времени, как и российская готовность достигать этих целей кинетически. Если Украина не отдаст Донбасс за столом в Стамбуле, его может взять российская армия. В конце концов, разницы очень мало.
Мы остаемся с формулировкой Вудро Вильсона. Не, конечно, его высоконравственным «миром без победы», который является нестартером сегодня так же, как он был в 1917 году. Скорее, мы остаемся с ожесточенным и озлобленным Вильсоном 1918 года. С Соединенными Штатами, ставшими теперь активным воюющим в конфликте, взгляды Вильсона значительно потемнели, и он теперь категорически противился переговорам с непобежденной Германией вообще. Он заключил вместо этого, что «Если Германия была побеждена, она приняла бы любые условия. Если она не была побеждена, он [Вильсон] не желал заключать с ней условия».
Если оливковая ветвь завяла, пистолет справится.