- Автор: Большой Серж (Big Serge)
- Перевод: Политотикус
- Дата публикации: 29 августа 2023 года
- Ссылка на оригинальную статью
Долгожданное украинское грандиозное летнее контрнаступление длится уже около 80 дней, а похвастаться им нечем. В течение лета шли ожесточенные бои на различных участках (подробнее о них далее), но линия соприкосновения практически не изменилась. Украина всё ещё держала войска в резерве, а я не хотел делать преждевременных заключений. Ведь они могли пойти ещё на какую-то новую хитрость или достать туз из рукава.
Появление на этом этапе некоторых из оставшихся передовых украинских бригад, державшихся в резерве — свидетельствует, что направления для наступления ВСУ определены. Время покажет, удастся ли этим ценным резервам добиться прорыва российских рубежей. Но прошло достаточно времени, чтобы в общих чертах обрисовать, что именно пыталась сделать Украина, зачем и почему ничего не получилось.
Проблема освещения войны на Украине кроется в затяжном характере боевых действий. Есть те, кто надеется на смелый оперативный манёвр для выхода из тупика. Но реальность такова, что сочетание возможностей и сдержанности превращает конфликт в позиционную войну с медленным темпом наступления. И она больше напоминает Первую мировую войну, чем Вторую.
У Украины были намерения прорвать эту “мясорубку” и вернуться к мобильным операциям. Выйти из изнурительной борьбы и нанести удар по оперативно значимым целям. Но пока эти усилия не увенчались успехом. Несмотря на высокомерное бахвальство о тактическом превосходстве Украина застряла в осаде, безуспешно и мучительно пытаясь проломить прочные российские позиции. Возможно Украина и не была заинтересована в войне на истощение, но истощение, безусловно, уже заинтересовалось ей самой.
Стратегическая парадигма Украины
Стоит задуматься о смысле войны для Украины и о факторах, влияющих на принятие ей стратегических решений. Ведение войны для неё определяется множеством тревожных стратегических перекосов. Некоторые из них очевидны: гораздо большая численность населения в России и наличие собственного военно-промышленного комплекса. А Украина полностью зависит от западных поставок техники и боеприпасов.
Россия может в одиночку нарастить производство вооружений. И множество признаков с поля боя подтверждают это. Появляется больше новых изделий, типа “Ланцета”. А западные источники признают, что Россия успешно наладила серийное производство локализованной версии иранского беспилотника “Шахид”.
Ещё Россия обладает неравным потенциалом в нанесении ударов по тыловым районам. И Украина не в состоянии ответить ей тем же, даже если получит на вооружение грозные ракеты ATACM. Они позволят увеличить дальность поражения целей на оперативной глубине. Но не смогут достать до объектов в Москве и Туле. Тогда как российские ракеты поражают любую точку на Украине.
Не стоит забывать и про российский суверенитет и свободу принятия решений. В таких условиях затяжная позиционная борьба — крайне неудачный выбор для Украины. Но ровно в ней она сейчас и увязла.
Это стратегическое неравенство распространяется и на сферу стратегических целей и сроков. Россия сознательно ведет войну открыто, её цели больше сводятся к идее “демилитаризации” Украины. По сути, территориальные претензии, за пределами четырех уже аннексированных областей, остаются пока довольно туманными.
Москва определённо претендует на гораздо большую территорию, чем сейчас. Но сознательно ведёт операцию как военно-техническое мероприятие, нацеленное на уничтожение украинских вооруженных формирований. И демонстрирует полную готовность уступить территории из военных соображений.
А Украина преследует максималистские цели, носящие недвусмысленный территориальный характер. Открыто заявляет, что стремится, как бы странно это ни звучало — восстановить свою территорию в границах 1991 года. Включая не только четыре утраченные области, но и Крым.
Сочетание двух факторов: территориального максимализма Украины и асимметричных преимуществ России в условиях изнуряющей позиционной борьбы — вынуждает Украину искать пути прорыва фронта и восстановления оперативной мобильности.
Киев не может себе позволить и дальше оставаться зажатым в позиционном конфликте. Ведь описанные выше преимущества России неизбежно возобладают. В поединке двух здоровяков, машущих дубинками, ставьте на того, у кого дубинка больше. А ещё позиционная война (по сути сведённая к массированной осаде) — не слишком эффективный способ возвращения своих территорий.
Украине остаётся только пытаться продвинуть фронт и вернуться к мобильным операциям, с прицелом на создание собственного перевеса. Единственный реальный способ — перерезать важнейшие линии российских коммуникаций и снабжения. Вопреки звучавшим весной этого года предложениям, крупное наступление ВСУ на Бахмут или Донецк для этого не годится.
Для Украины есть только две подходящие оперативные цели. Одна из них — Старобельск, пульсирующий центр российского Луганского фронта. Захват или блокирование Сватово, а затем и Старобельска — создаст для ВС РФ настоящую оперативную катастрофу на севере страны, с каскадными последствиями вплоть до Бахмута. А вторая — сухопутный мост в Крым, который можно было перерезать наступлением через Запорожье к Азовскому побережью.
Выбор Украиной азовского варианта был неизбежен. Сухопутный мост в Крым — более замкнутое пространство для боевых действий. А наступление на Луганск будет вестись под прикрытием границ Белгородской и Воронежской областей России, делая задачу вытеснения крупных российских сил значительно более сложной.
Но еще более важной причиной является полная одержимость Крымом и Крымским мостом — объектами, что всегда будут притягивать Киев так, как никогда не смог бы Старобельск. Так что никакой стратегической неожиданностью это наступление не стало — видео с ухмыляющимся начальником ГУР Будановым никого не одурачило.
ВС РФ месяцами насыщали фронт минными полями, траншеями, огневыми точками и искусственными преградами. Все прекрасно понимали, что Украина собирается наступать в направлении Азовского побережья, в частности, на Токмак и Мелитополь. Что они затем в точности и сделали.
Лобовую атаку на подготовленную линию обороны, без элемента неожиданности, принято считать неудачным решением. Однако Украина не только предприняла такую атаку, но и провела её на фоне всеобщего торжества и иллюзорных ожиданий.
Украина до сих пор скована определенной трактовкой войны. Киев и его сторонники упоминают о двух успехах 2022 года, когда Украине удалось отвоевать значительную территорию - в Харьковской и Херсонской областях. Проблема в том, что ни одна из этих операций не применима к Запорожью.
В случае с Харьковской наступательной операцией Украина выявила слабозащищённый участок российского фронта, оборонявшийся лишь небольшими отрядами прикрытия. Благодаря густым лесам и общему недостатку средств российской разведки в этом районе, они смогли накопить силы и добиться определенной стратегической внезапности.
Это не умаляет масштабов успеха Украины. Безусловно, это было наилучшее использование имеющихся у них сил и средств. И они действительно воспользовались слабым участком фронта. Но этот успех вряд ли соотносится с нынешней ситуации на юге.
Проведённая мобилизация решила проблемы с наращиванием группировки войск, и теперь России уже не приходится выбирать, что защищать, а что нет. А сильно укреплённый запорожский фронт совсем не похож на слабо удерживаемый фронт в Харькове.
Второй пример, херсонское контрнаступление — еще менее уместен. Но украинское руководство переписывает историю в рекордно короткие сроки. Летом и осенью 2022 года ВСУ несколько месяцев бились головой о российскую оборону в Херсоне и несли чудовищные потери. Целая группа бригад ВСУ была разбита в Херсоне, так и не добившись прорыва.
При том, что российские войска находились в чрезвычайно сложной оперативной обстановке — спиной к реке. Херсон был оставлен лишь несколько месяцев спустя, из-за опасений, что Каховская дамба может не выдержать или будет подорвана, а также из-за потребности в экономии живой силы.
Ошибочно считать, что отход России из Херсона не имел значения. Очевидно, что потеря с таким трудом завоеванного плацдарма (прим.пер.: скорее, с трудом удерживаемого) — это серьезная неудача, и возвращение западного берега Херсона стало благом для Киева. Но будем честны, это произошло не из-за летнего контрнаступления Украины. Украинские чиновники тогда открыто задавались вопросом, не был ли вывод российских войск хитростью или ловушкой.
В итоге имеем один случай, когда Украина выявила слабозащищенный участок фронта и прорвалась через него, и другой — когда российские войска отказались от плацдарма из-за проблем с логистикой и распределением сил. Ни то, ни другое не актуально для прорыва к Азовскому побережью. И трезвое осмысление Херсонского контрнаступления ВСУ могло бы заставить Украину ещё раз хорошо задуматься перед лобовой атакой на подготовленную российскую оборону.
Вместо этого Харьков и Херсон выдают за доказательство, что Украина может разбить российскую оборону в прямом бою. Хотя до сих пор не было примеров, когда ВСУ разгромили бы прочно удерживаемые российские позиции. Особенно после мобилизации, когда Россия наконец-то начала решать проблему нехватки живой силы.
Украина оказалась в плену собственной легенды об этой войне, что придало ей излишнюю уверенность в своей способности вести наступательные операции. К несчастью, для мобилизованного украинца Миколы, это совпало со второй самовлюблённой мифологемой.
Одним из главных рекламных доводов в пользу украинского контрнаступления является оценка превосходства основных боевых танков и боевых машин пехоты, пожертвованных ВСУ на Западе. С момента объявления о первых поставках не было недостатка в хвастовстве о многочисленных преимуществах западных моделей, таких как “Леопарды” и “Челленджеры”.
Утверждалось, что опытные украинские танкисты только и ждут, чтобы их “спустили с поводка”, когда они сядут за руль превосходных западных машин. Особенно занятна практика, когда российские танки называют “пережитком советской эпохи”, не обращая внимания, что “Абрамс” (разработан в 1975 г.) и “Леопард-2” (1979 г.) также являются образцами вооружений времен холодной войны.
В западных танках нет ничего плохого, и “Абрамс”, и “Леопард” - хорошие машины. Но уверенность, что они способны изменить ситуацию на поле боя, проистекает из ошибочного представления о роли бронетехники. Танки всегда были и будут предметами массового потребления. Танки взрываются, выводятся из строя, ломаются и захватываются. Танковые войска истощаются гораздо быстрее, чем люди ожидают.
Бригады, подготовленные для наступления Украины в Запорожье, были значительно недоукомплектованы техникой, и ожидать от них больших результатов было неразумно. Это не значит, что танки не важны — бронетехника остается важнейшим элементом современного боя. Но в конфликте равных сил всегда следует ожидать потерь бронетехники, особенно если противник сохраняет огневое превосходство.
В украинское мышление легко закрадывается гордыня, подогретая здоровой порцией безысходности и стратегическими нуждами. Искажённо понимая успехи в Харькове и Херсоне, воодушевлённые своими новыми блестящими игрушками и руководствуясь стратегическими интересами разблокировать фронт — идея лобовой атаки без стратегической внезапности против подготовленной обороны кажется им хорошей идеей. Добавьте сюда старое доброе клише о российской некомпетентности и беспорядке, и вы получите все ингредиенты для неосмотрительного решения Украины.
Осечка
Перейдем к оперативным деталям. Как Украина решила осуществить это лобовое наступление на укрепленный Запорожский фронт России? Было несколько зацепок, связанных с географическими особенностями и утечкой информации. В мае издание “Dreizin Report” опубликовало, как утверждалось, российское изложение оперативной директивы Украины, которая представляет собой общий набросок предполагаемого хода операции.
Этот документ был назван кратким изложением российских ожиданий в отношении наступления Украины (это была не утечка документов внутреннего планирования Украины, а утечка наилучшего предположения России о планах Украины). Остаётся гадать, подлинный это документ или нет, но впоследствии мы смогли провести его перекрёстную проверку. Что было связано с другой, ещё более печально известной утечкой, произошедшей весной 2023 года, включавшей план Пентагона по наращиванию боевой мощи для Украины.
Блок НАТО был очень щедрым и выстроил для Украины механизированный ударный комплекс с нуля. И так как эти силы были слеплены из множества различных систем со всех его уголков, украинские соединения однозначно идентифицируются по определенной комбинации машин и оборудования. Так, например, наличие “Страйкеров”, “Мардеров” и “Челленджеров” означает присутствие на поле боя 82-й бригады.
Несмотря на заявления Украины об оперативной секретности, наблюдатели довольно легко определили, какие именно украинские подразделения находятся на поле боя. Есть несколько отступлений от сценария: например, 47-я бригада должна была иметь на вооружении словенские танки “Франкенштейн” М55, но затем было решено отправить эти маломощные М55 на северный фронт. А 47-я бригада получила в свое распоряжение танки “Леопард”, первоначально находившиеся в 33-й бригаде. Но это незначительные детали, ведь в целом мы получили хорошее представление, когда и где выходят на поле боя конкретные соединения ВСУ.
Судя по распознанным подразделениям, оперативная сводка “Dreizin Report” была очень близка к тому, что мы увидели в начале украинского наступления. Она предписывала наступление 47-й и 65-й бригад на российские позиции южнее г.Орехова, на участке между Нестерянкой и Новопрокоповкой. В центре этого участка находится село Работино, и, конечно же, именно там в ночь с 7 на 8 июня 2023 года произошло первое крупное наступление ВСУ возглавляемое 47-й бригадой.
Но с этого момента оценивать сводку “Dreizin Report” становится сложно, так как наступление ВСУ мгновенно сорвалось. Одно можно сказать наверняка — их источник был прав относительно порядка ввода в бой украинских подразделений. И теперь мы можем детализировать оперативную директиву и с уверенностью утверждать, что украинцы рассчитывали примерно на это:
Замысел, по-видимому, состоял в том, чтобы с помощью концентрированной бронетанковой атаки 47-й и 65-й бригад прорвать российскую линию обороны. После чего силы в составе 116-й, 117-й и 118-й бригад должны были начать развивать успех, продвигаясь к Азовскому побережью — к посёлку Михайловка и селу Весёлое на западе. Стояла задача не увязнуть в городских боях, пытаясь захватить Токмак, Бердянск или Мелитополь, а обойти их и отрезать, заняв блокирующие позиции на основных дорогах.
Одновременно менее мощный, но не менее важный удар наносился бы из района Гуляйполя и двигался вдоль оси пос.Каменка (бывш. Бельмак). Это позволило бы прикрыть основное наступление на запад и вклиниться в русские позиции, расколов их войска, оказавшиеся в центре. В целом, это достаточно разумный, хотя амбициозный и не слишком творческий план. Во многом, это был действительно их единственный вариант.
Что же пошло не так? Ну, в теории всё просто. Прорыва не произошло! Львиная доля замысла маневра была посвящена развитию успеха — выходу на определённые линии, занятие блокирующих позиций, оперативная маскировка города (прим. пер.: имитация действий) и так далее. Но что, если прорыва не происходит? Как спасти операцию, если она сорвалась ещё в начальной стадии?
ВСУ застряли на краю внешней линии обороны России, тратя немалые ресурсы, чтобы захватить небольшое село Работино. И/или чтобы обойти его с востока, проникнув в разрыв между ним и соседним селом Вербовое. Таким образом, вместо стремительного маневра по прорыву и развороту в сторону Мелитополя мы получаем нечто вроде этого:
Можно было проявить великодушие и заявить, что село Работино — последний населенный пункт перед тем, как украинское наступление достигнет основной линии обороны ВС РФ, но пришлось бы солгать. Им сначала придется зачистить более крупное село Новопрокоповка, расположенное в двух километрах к югу. Просто для справки, вот более подробный анализ нанесенной на карту российской линии обороны, основанный на прекрасной работе Брейди Африка.
Дискуссия об этих укреплениях может быть запутанной, потому что не всегда понятно, что подразумевается под популярной фразой “первая линия обороны”. Очевидно, что вокруг Работино и в нём самом есть оборонительные сооружения, и русские решили сражаться за это село. Так что в каком-то смысле Работино является частью “первой линии”. Но более корректно говорить о нем как о части “полосы обеспечения” (предполья). А первая линия сплошных укреплений по всему фронту находится в нескольких километрах южнее, и до них Украине ещё предстоит дойти, не говоря уже об их прорыве.
прим. пер.: Позиционная оборона – вид обороны, основной целью которой является прочное и длительное удержание занимаемых войсками районов (рубежей). Полевым уставом Красной Армии (1943 год) при заблаговременной организации позиционной обороны предусматривалось создавать: полосу обеспечения (предполье) глубиной 10-15 км.; главную полосу обороны глубиной 5-6 км.; вторую полосу обороны в 10-12 км. от переднего края; третью (армейскую) полосу обороны в 10-15 км. от переднего края второй полосы.
Полоса обеспечения (предполье) — укреплённая передовая полоса обороны впереди главной полосы обороны или впереди укреплённого района, отдельный элемент современной обороны. Полоса, создаваемая оперативным объединением при переходе к обороне вне соприкосновения с противником, обычно перед фронтом войск, обороняющихся в первом эшелоне. Цель ее создания: ввести противника в заблуждение относительно истинного построения обороны и выиграть время для ее подготовки, своевременно установить силы и состав противника, направление и характер действий, задержать наступление противника. Заставить его преждевременно развернуть главные силы и наступать в невыгодном для него направлении, нанести ему урон в живой силе и технике еще до выхода к переднему краю оборонительного рубежа. Может включать несколько позиций, узлов обороны и систему заграждений. Обороняется передовыми отрядами или войсками прикрытия.
На данный момент, судя по всему, российские войска потеряли полный контроль над Работино, но продолжают удерживать южную половину села. В то время как украинские войска в северной половине — продолжают подвергаться интенсивным российским обстрелам. Следует считать, что это село находится сейчас в состоянии непрерывного оспаривания и представляет собой “серую зону”.
Но почему обе стороны так упорно борются Работино? На первый взгляд, это довольно странно, учитывая, что в 2022 году Россия предпочла тактический отход под свой огневой “зонтик”. Но в этот раз они яростно контратакуют, пытаясь отвоевать Работино. Ценность этого села не только в его расположении на трассе Т-0408. Оно представляет собой отличное место на возвышенности. И Работино, и Новопрокоповка расположены на холме, который на 70 метров выше низменной равнины на востоке.
И если ВСУ будут продвигаться вперед, пытаясь обойти рубеж Работино-Новопрокоповка, вклиниваясь в промежуток между Работино и Вербовым, то они будут уязвимы для огня с флангов (в частности, из ПТРК) со стороны российских войск, находящихся на возвышенности. Опубликованы кадры, на которых украинская техника обстреливается с фланга из Работино. И я весьма скептически отношусь к тому, что Украина может попытаться серьезно наступать на первую линию обороны, пока не захватит Работино и Новопрокоповку.
Даже в идеальных условиях это было бы непросто. Тут и решение различных инженерных задач; и препятствия, призванные вовлечь наступающего в полосы обстрела; и перпендикулярные траншеи, позволяющие вести анфиладный огонь по наступающим украинским колоннам; и прочная оборона на всех основных дорогах.
прим. пер.: Анфилада (enfilade) 1. воен., форт. Расположение войск или укреплений, дающее возможность стрельбы сбоку вдоль фронта, укреплений и т.п. 2. Стрельба вдоль фронта, укреплений и т. п..
Но у ВСУ сейчас не самые лучшие условия. У них уставшие силы, исчерпавшие значительную часть своей боевой мощи. Которые пытаются организовать наступление, используя разрозненные и малочисленные штурмовые отряды. Украинскому наступлению препятствовали сразу несколько факторов, в совокупности приведших Киев к настоящей военной катастрофе. Давайте, перечислим их.
Проблема 1: Скрытый оборонительный рубеж
Необходимо признать, что все как-то упустили из виду российскую оборону. Ранее я писал, что украинские войска не смогут её прорвать. Но ошибочно полагал, что она будет построена по классическому советскому принципу глубоко эшелонированной обороны (подробно описанному, например, в работах Дэвида Гланца).
Такая оборона, проще говоря, предполагает возможность прорыва противником первой или даже второй линии обороны. Цель многослойной (или в классической терминологии — "эшелонированной”) обороны добиться, чтобы противник при попытке прорыва застрял в ней.
Он может проникнуть в первый эшелон, но по мере продвижения его постоянно перемалывают последующие эшелоны. Классический пример — Курская битва, где мощные немецкие танки прорвались через советский оборонительный рубеж, но затем увязли в нём и были уничтожены. Можно провести аналогию с кевларовым бронежилетом, в котором для защиты от поражающего фактора используется многослойная паутина волокон: пуля не отскакивает, а задерживается, и ее энергия поглощается.
Я допускал мысль, что ВСУ смогут добиться прорыва каких-то эшелонов, но полагал, что они застрянут в последующих и будут испепелены.
Что я упустил, и это заслуга российского командования — скрытый оборонительный рубеж перед основными траншеями и укреплениями. Этот передовой пояс состоял из чрезвычайно плотных минных полей и прочно удерживаемых передовых позиций в полосе обеспечения (предполье). И русские, очевидно, намеревались вести за них ожесточенную борьбу. Вместо того чтобы прорываться через первый эшелон и застревать в промежуточных зонах, украинцы неоднократно были потрёпаны в защитной полосе. А когда им удавалось закрепиться, русские последовательно контратаковали, чтобы отбросить их назад.
Мы ожидали, что Россия будет вести глубоко эшелонированную оборону, поглощая прорывающиеся украинские войска и перемалывая их в глубине оборонительных рубежей. А на деле они продемонстрировали твердую приверженность защите своих передовых позиций, наиболее известной из которых стало село Работино.
Предполагалось, что Работино станет частью так называемой “зоны деформации” или “охранной зоны”. Легко уязвимого буфера, где противника подвергают заранее подготовленному обстрелу, прежде чем он натолкнется на первый пояс непрерывной и прочной обороны. И по данным аэрофото- и спутниковой съёмки местности, проведенных до начала наступления Украины, Работино находилось на значительном удалении от первого эшелона российских укреплений.
Было упущено из виду, что ВС РФ заминировали участки на подступах к Работино и намерены обороняться в пределах зоны безопасности. Масштабы минирования, безусловно, удивили украинцев. Это создало нагрузку на их, и так ограниченные, инженерные войска. Более того, плотные минные заграждения вынуждают ВСУ двигаться заранее подготовленными путями, неоднократно пересекать одни и те же полосы огня и российских средств противодействия.
Проблема 2: Недостаточное огневое подавление
Характерными сценами в первых масштабных наступлениях стали неприкрытые колонны маневренных сил и средств ВСУ. Которые подвергались обстрелу с земли (реактивными снарядами, ПТУРами, ствольной артиллерией) и с воздуха (например, с ударных вертолетов Ка-52 “Аллигатор”). Более всего поражало, что украинские войска попадали под шквальный огонь еще в маршевых колоннах, неся потери до того, как выходили на огневые рубежи для начала наступления.
Причин тому множество. Одна из них — ставшая уже привычной, проблема нехватки боеприпасов. В преддверии наступления ВСУ русские провели мощные авиационно-ракетные удары, выбившие крупные склады боеприпасов. И когда первые украинские атаки потерпели крах из-за мощного неподавленного огня российских войск, США решили передать Украине кассетные боеприпасы. Потому что, по утверждению Байдена: “у них заканчиваются боеприпасы”.
Добавьте сюда деградацию украинской ПВО, позволяющей российским вертолетам крайне эффективно действовать вдоль линии соприкосновения, и вы получите рецепт катастрофы. Не имея ни артиллерии для подавления российского огня, ни ПВО, чтобы отогнать российскую авиацию, ВСУ начали свое наступление, безуспешно кидая под град огня неприкрытые мобильные подразделения.
Проблема 3: Российские средства противодействия
Важно понимать, что набор российских средств поражения сейчас в корне отличается от того, что был во время битвы за Херсон в прошлом году. Благодаря быстрому росту производства — в первую очередь “Ланцета” и корректируемых планирующих модулей для авиационных бомб свободного падения.
Главной суперзвездой, конечно, стал “Ланцет”. Считается, что на этот барражирующий боеприпас приходится почти половина поражений украинской артиллерии. А ещё он заполнил важнейший пробел в потенциале, который тревожил российскую армию в первый год войны. Вопреки западным оценкам, что она не в состоянии производить достаточно беспилотников, Россия за короткий период времени успешно нарастила производство “Ланцетов”. А также наладила серийное производство других систем, например ударных беспилотников “Герань”.
Распространение “Ланцета” и подобных систем означает, что в радиусе 30 км от линии боевого соприкосновения нет больше безопасных мест. Они нарушают развертывание таких важных средств поддержки, как ПВО и инженерных машин. Усиливая уязвимость ВСУ перед российскими минами и огнем. Применение украинской артиллерии в районе Работино сократилось из-за угрозы от “Ланцетов”. Похоже, что они переводят артиллерию на другие участки фронта, предпочитая использовать HIMARS для подавления противника.
Проблема 4: Повторное использование путей ввода в бой
ВСУ не удалось совершить прорыв на участке Работино с первой попытки, и они вынуждены постоянно подтягивать дополнительные подразделения и ресурсы для атаки на эти позиции. Причём им приходится преодолевать одни и те же пути ввода в бой, использовать тот же тыловой район для сбора и развёртывания ударных сил.
Это существенно облегчает задачу российской разведки, поскольку у ВСУ нет эффективного способа рассредоточить силы и средства или скрыть их переброску. Сформированные украинские силы и материальные средства неоднократно укрывались в сёлах, расположенных непосредственно за г.Орехов — Таврийском и Омельнике.
Россия способна наносить удары по объектам инфраструктуры тыла, таким как склады боеприпасов. И, откровенно говоря, существует не так много мест, где эти средства могут быть размещены, если вы неоднократно наступаете на один и тот же участок фронта шириной 20 км.
прим. пер.: Дедушка хотел бы ещё раз зачитать эти абзацы выше всем свидетелям сект “уничтожения мостов и тоннелей”, а также “атак движущихся железнодорожных составов и грузовиков на шоссе”.
Но до них вряд ли дойдёт, что гораздо эффективнее уничтожать накопленные и переброшенные силы и средства противника в тыловых районах на стадии их сбора и развёртывания. Потому, что они будут находиться в зоне непосредственного поражения широкой номенклатурой дальнобойных огневых средств и их невозможно будет всерьёз укрыть от таких ударов.
Недавно заместитель министра обороны Украины Анна Маляр пожаловалась, что 82-я бригада, недавно переброшенная под Орехов, подверглась серии российских авиаударов. И утверждала, что это произошло из-за несоблюдения режима секретности, в результате чего русским стало известно о местонахождении бригады.
Однако это бессмысленно: весь район проведения операции вокруг г.Орехов не более 25 км в глубину (от села Копани до Таврийского) и 20 км в ширину (от Копаней до Вербового). Это небольшая территория, где в течение всего лета по одним и тем же дорогам проходило огромное количество войск. Мысль, что России нужна какая-то инсайдерская информация, чтобы начать вести наблюдение и уничтожать цели в этом районе, абсурдна.
Проблема 5: Хрупкие бригады
Для “уничтожения” подразделения оперативного уровня требуется значительно меньше потерь, чем принято считать. Оно может быть выведено из строя уже при 30% потерь (в зависимости от того, как они распределены). Когда люди слышат термин “уничтожение”, они думают, что это означает полную потерю. В разговорной речи это слово употребляется именно в этом значении, но для военных важно, способно ли формирование выполнять поставленные перед ним задачи. А эта возможность может исчезнуть гораздо быстрее, чем кажется.
По ряду причин это особенно касается украинской бронетехники. Во-первых, эти бригады начали боевые действия всерьёз недоукомплектованными (например, украинская 82-я бригада имеет всего 90 бронемашин “Stryker”, а американская — не менее 300). А ещё эти бригады наспех сколочены из отдельных частей и не имеют собственной ремонтной базы.
Украинцам приходится заниматься каннибализацией. Они выделяют “донорскую” технику, которую списывают для разборки на запчасти. А значит, изначально недоукомплектованные механизированные бригады будут иметь чудовищно низкий коэффициент восполнения техники и столкнутся со скрытой убылью из-за каннибализации.
Когда к середине июля Украина уже потеряла 20% своих маневренных сил и средств, это привело к катастрофическому снижению боеспособности. Ведущие бригады, израсходовавшие 50% и более своих маневренных средств, уже не могут надлежаще выполнять свои боевые задачи. И украинцы вынуждены преждевременно вводить в бой подразделения второго эшелона.
На данный момент в районе Работино находятся остатки как минимум десяти различных бригад, и 82-я в ближайшее время может к ним присоединиться. Но план НАТО по наращиванию боевой мощи ВСУ предусматривал развёртывание только 9 бригад, прошедших переподготовку, плюс несколько восстановленных украинских соединений. И можно уверено сказать, что тратить все эти силы на 71-дневные бои только для прорыва в предполье, в их планы не входило.
Взгляд в бездну
Я встречал много комментариев аналитиков и писателей, что ввод дополнительных украинских подразделений на участок Работино — сигнал к началу следующей фазы операции. Это полная чушь!
Украина все еще находится в первой фазе наступления. И только выбытие из строя бригад первого эшелона вынудило их направить вторую (и третью) волну на выполнение задач начального этапа. Первоначальная атака, проводимая 47-ой бригадой, имела целью пробить брешь в полосе обеспечения вокруг Работино и продвинуться дальше на юг — к основным оборонительным рубежам. Это не удалось, и теперь для достижения целей первой фазы наступления планомерно вводятся в бой дополнительные бригады, ранее предназначавшиеся для развития наступательного успеха — 116-я, 117-я, 118-я, 82-я, 33-я и другие.
Эти бригады пока не уничтожены, так как вводятся в бой частями. На данный момент украинские потери составляют большую часть целой бригады, разбросанной по более мелким подразделениям. Утрачено более 300 единиц маневренной техники (танков и бронетехники). ВСУ медленно, но верно сжигают всю свою оперативную группировку, но пока не прорывают полосу обеспечения России. Великое контрнаступление превращается в военную катастрофу.
Это не означает, что операция провалилась — хотя бы просто потому, что она ещё продолжается. История учит, что делать преждевременные выводы неразумно. Удача и человеческий фактор (храбрость и ум, трусость и глупость) всегда могут повлиять на ситуацию. Но пока траектория развития событий, несомненно, ведёт к полному провалу Украины.
ВСУ ещё пытаются как-то приспособиться. Например, отказались от тактики выдвижения механизированных колонн без поддержки. И опираются теперь на мелкие отряды пехоты, медленно пытаясь продвигаться вперед на участке между Работино и Вербовым. Переход к рассредоточению призван снизить уровень потерь, но ещё больше уменьшает вероятность резкого прорыва. И знаменует собой временный отказ от решительных действий и переход к той самой затяжной позиционной войне.
Нельзя не отметить, что во всей этой истории есть и ощутимые российские потери. Российским войскам на участке Работино потребовалась ротация и усиление, в том числе за счет элитных подразделений ВДВ и морской пехоты. Россия понесла потери от контрбатарейного огня, потеряла технику в контратаках, погибли люди, удерживающие свои позиции. Первоначальные штурмовые группы ВСУ имели большую боевую мощь. Бои были кровопролитными для обеих сторон. Это не односторонний тир, а война высокой интенсивности.
Но в том-то и дело, что Украина, похоже, не в состоянии выйти из позиционной войны, в которой оказалась. Провозглашение возврата к “маневренной войне” — это, конечно, хорошо. Но если нет возможности прорвать оборону противника — всё это лишь пустое бахвальство. Характер борьбы остается по-прежнему затяжным. И если вопрос у вас стоит: “успеем ли мы прорвать оборону до того, как у нас закончатся силы и средства” — это не манёвр, а отступление.
В серии своих статей по военной истории я рассматривал множество случаев, когда армии отчаянно пытались разблокировать фронт и восстановить состояние оперативного маневра. Но когда для этого нет технических возможностей, все эти намерения не имеют ни малейшего значения. Никто не хочет оказаться по другую сторону подсчёта потерь, но иногда ваши желания вообще не имеют значения. Иногда истощение вам просто навязывается.
Без возможностей для успешного прорыва мощной российской обороны: большего количества дальнобойных орудий, средств ПВО, средств наблюдения и разведки, средств радиоэлектронной борьбы, военно-инженерных средств и многого другого — Украина оказалась в ловушке грубой схватки. Два здоровяка размахивают дубинками, и у России она больше.
Два плохих обоснования
На фоне явной осечки и растущего стратегического разочарования всё чаще звучат два новых нарратива. Их используют для объяснения, почему украинская операция на самом деле идет прекрасно (несмотря на почти всеобщее признание на Западе того, что её результаты, в лучшем случае, неудовлетворительны). Я хотел бы кратко остановиться на каждом из них.
Обоснование №1: “Первый этап — самый трудный”
Часто можно встретить утверждение, что ВСУ достаточно прорваться через полосу обеспечения и остальные оборонительные сооружения посыплются как домино. Якобы у русских нет резервов, а последующие оборонительные линии недостаточно укомплектованы. Если прорвать первую — остальные сразу рухнут.
Возможно, такие мысли кого-то успокаивают, но они довольно иррациональны. Можно начать с российской доктринальной схемы глубоко эшелонированной обороны, которая предполагает свободное распределение резервов по всем глубинам оборонительной системы. Но, вероятно, более плодотворным будет обращение к наглядным доказательствам.
Рассмотрим поведение России за последние полгода — она потратила огромные усилия на создание глубоко эшелонированной обороны. Неужели, чтобы растратить всю свою боевую мощь в сражениях прямо перед ними?
Нет и свидетельств, что Россия испытывает трудности с обеспечением фронта живой силой. Мы наблюдаем постоянные ротации и передислокации на фоне общего процесса расширения вооруженных сил. Из двух воюющих сторон именно Украина сейчас скребёт по сусекам в поисках живой силы.
Обоснование №2: “Подойти на расстояние выстрела”
Это более фантастическая история, радикальное смещение изначальных целей. Нарратив, что Украине на самом деле не нужно продвигаться к морю и физически перерезать сухопутный мост. Достаточно лишь подойти к путям снабжения на расстояние обстрела, чтобы отрезать российские войска. Эта теория активно пропагандируется в соцсети X (Twitter) такими личностями, как Питер Зейхан (человек, который ничего не смыслит в военном деле).
С этой теорией связано множество проблем, большинство из которых проистекает из завышенного представления о понятии “огневой контроль”. Проще говоря, нахождение “в зоне досягаемости” артиллерийского огня не означает эффективного блокирования территории или перерезания линий снабжения. Если бы это было так, то Украина вообще не смогла бы атаковать из Орехова, поскольку всё направление её выхода на боевые рубежи находится в пределах российской зоны обстрела. В Бахмуте ВСУ еще долго продолжали сражаться после того, как их основные пути снабжения попали в зону поражения российских войск.
Большинство боевых задач решается в пределах досягаемости хотя бы части дальнобойного оружия противника. И идея, что Россия рухнет, если ВСУ удастся достреливать до прибрежной трассы у Азовского моря, довольно нелепа. Ведь главная железнодорожная линия снабжения России уже находится в зоне действия украинских HIMARS, а ВСУ успешно наносят удары по прибрежным городам, таким как Бердянск.
В то же время Россия регулярно наносит удары по украинской тыловой инфраструктуре — и пока ни одна из армий не развалилась. Всё потому, что дальнобойные огневые средства — инструмент, позволяющий увеличить потери противника и достичь оперативных целей. Но они не выигрывают войны только за счет наведения на пути его снабжения.
Но давайте допустим, что украинцам всё же удастся продвинуться — не до самого побережья, но достаточно далеко, чтобы основные пути снабжения России оказались в зоне досягаемости артиллерии. Что они будут делать? Привезут батарею гаубиц, поставят на самом переднем крае и начнут безостановочно обстреливать дорогу? Как вы думаете, что случится с этими гаубицами?
Контрбатарейные системы, несомненно, накроют их. Идея, что можно просто притащить большую пушку и начать обстреливать русские грузовики со снабжением, на самом деле довольно детская. Чтобы лишить вражеские войска снабжения, всегда требовалось физически блокировать транзит, и именно это придется сделать Украине, если она хочет перерезать российский сухопутный мост.
Отвлекающий манёвр
Нельзя забывать и про второе направление наступления ВСУ — на востоке, в Донецкой области. Здесь украинцы продвинулись на значительное расстояние по шоссе от пгт. Великая Новосёлка, захватив несколько населенных пунктов.
Проблема с этим “другим” украинским наступлением в том, что оно, одним словом, бессодержательно. Это направление для наступления в самом главном оперативном отношении бесплодно, поскольку предполагает продвижение групп по узкому коридору дороги, который не ведет к чему-то важному.
Как и на участке Работино, ВСУ находятся на значительном удалении от серьезных российских укреплений, и, что еще хуже, дорога и населенные пункты на этом направлении пролегают вдоль небольшой реки. Реки, как известно, текут в низине, а это значит, что дорога пролегает по дну вади/дамбы/гласиса — выберите понравившийся термин. По сути, эта дорожная сеть не представляет собой ничего, кроме однополосной дороги по обе стороны реки.
прим. пер.: Вади — это высохшее русло реки, которое в сезон дождей наполняется водой, расположено в долинах в пустыне.
Гласис — пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости, возводимая для улучшения условий обстрела впереди лежащей местности, маскировки и защиты крепости.
Я считаю, что это направление было спланировано как хитрость, чтобы создать видимость оперативной неразберихи. Но когда основные усилия на Ореховском направлении обернулись колоссальной осечкой, было принято решение продолжать это наступление в целях пропаганды. В конечном счете, это просто не та ось наступления, что может оказать существенное влияние на ход войны в целом. Силы, развернутые здесь, относительно незначительны в масштабе всего происходящего, и они не собираются продвигаться к чему-то важному. Тонкий как игла прорыв не позволит пройти более 80 км по однополосной дороге к морю и выиграть войну.
Заключение: Взаимные упрёки
Один из самых верных признаков, что контрнаступление Украины приняло катастрофический оборот — то, как Киев и Вашингтон начали обвинять друг друга, "пока покойник не остыл". Зеленский обвинил Запад, что тот слишком медленно поставляет необходимую технику и боеприпасы, утверждая, что недопустимые задержки позволили русским усовершенствовать свою оборону. Это кажется мне довольно пошлым и неблагодарным. НАТО создала Украине новую армию с нуля в условиях значительного сокращения сроков обучения.
Со своей стороны, западные эксперты стали обвинять Украину, что она якобы не может применять “комбинированную войну”. Это действительно весьма нелепая попытка использовать терминологию (причём, некорректно) для оправдания проблемы. “Комбинированная война” (совместные операции) — это объединение и одновременное использование различных видов вооружений, таких как бронетехника, пехота, артиллерия и авиация.
Утверждать, что Украина и Россия неспособны к этому в интеллектуальном или организационном плане, крайне глупо. Красная Армия имела сложную и чрезвычайно глубокую доктрину совместных операций. Один из профессоров “Школы перспективных военных исследований США” отметил, что: “Наиболее целостное ядро теоретических трудов по оперативному искусству до сих пор можно найти у советских авторов”. Представление, что совместные операции — это какая-то чуждая и новаторская концепция для советских офицеров (касты, куда входит высшее командование России и Украины), просто смехотворно.
И дело здесь не в каком-то доктринальном упорстве Украины, а в сочетании структурных факторов, вызванных недостаточностью её боевой мощи и меняющимся характером военных действий.
Глупо утверждать, что Украине нужно учиться “совместным операциям”, когда у неё нет важных средств, позволяющих успешно вести маневренную войну. Например, адекватных дальнобойных средств, действующей авиации (и никакие F-16 этого не исправят), инженерных средств и средств радиоэлектронной борьбы.
По сути, речь идет не о доктринальной гибкости, а о реальных возможностях. Можно провести аналогию с тем, как если бы боксера отправили на бой со сломанной рукой, а потом критиковали его технику. Проблема не в технике — проблема, что он травмирован и физически слабее своего противника. Проблема Украины не в том, что они не способны координировать действия видов и родов войск, а в том, что их руки переломаны.
Кроме того, и это, признаться, меня шокирует — западные наблюдатели, похоже, не допускают возможности, что точность современных средств дальнего боя (будь то беспилотники “Ланцет”, управляемые артиллерийские снаряды или ракеты GMLRS для HIMARS), в сочетании с плотностью систем наблюдения и разведки, могут (за исключением очень специфичных обстоятельств) сделать невозможным проведение широкомасштабных мобильных операций.
Когда противник способен вести наблюдение за районами сосредоточения, наносить удары крылатыми ракетами и беспилотниками по объектам инфраструктуры в тылу, точно простреливать подступы артиллерией и засыпать землю минами, как вообще можно маневрировать?
Совместные операции и маневрирование предполагают возможность быстрой концентрации огромной боевой мощи и яростные атаки в слабых местах. Это невозможно, учитывая плотность российской разведки и огневой мощи, а также многочисленные препятствия, которые они возвели, дабы лишить ВСУ свободы передвижения и сковать их действия. Главные примеры маневрирования в западной истории — кампании в Ираке, имеют весьма отдаленное отношение к ситуации в Запорожье.
В конечном счете, мы вернулись к войне крупными силами, с обширным применением средств разведки и поражения. Единственный способ для Украины маневрировать так, как они хотят — это прорвать фронт.
Что можно сделать только с помощью большего количества всего необходимого — саперной техники, снарядов и артиллерии, ракет, бронетехники. Только массовостью можно пробить подходящую брешь в российских рубежах, иначе они рискуют увязнуть в затяжном прорыве обороны. И критиковать их за неспособность осознать некую магическую западную концепцию “совместных операций” — это самый странный вид упрёков.
Как дальше будет развиваться война? Вопрос, поверим ли мы в то, что Украина когда-то ещё будет иметь более мощный штурмовой потенциал, чем тот, с которым она начала лето. Ответ очевиден — нет.
Слепить вместе эти недоукомплектованные бригады — все равно что заранее выдернуть им зубы. Надежда, что после поражения в битве за Запорожье НАТО чудесным образом соберет для Украины ещё более мощный контингент, кажется притянутой за уши. Более того, американские официальные лица совершенно однозначно заявили, что это был лучший механизированный контингент, что Украина могла получить.
Глупо спорить с утверждением, что это был лучший шанс Украины на настоящую оперативную победу, который сейчас медленно превращается в скромные, но крайне затратные тактические успехи. В итоге Украина не сможет избежать войны на истощение. А это именно та война, которую она не сможет выиграть. В силу всех тех диспропорций, о которых мы говорили ранее.
А ещё, Украина не сможет выиграть затяжную позиционную войну из-за собственного максималистского определения понятия “победа”. Киев настаивает, что не сдастся, пока не вернется в свои границы 1991 года. А неспособность вытеснить российские войска представляет особенно неприятную проблему. Придется либо признать поражение и российский контроль над аннексированными территориями, либо продолжать упорно сражаться до тех пор, пока Украина не превратится в несостоявшееся государство.
Загнанная в ловушку борьбы на дубинках, когда попытки разблокировать фронт с помощью манёвров сводятся к нулю, Украина более всего нуждается в дубинке гораздо большего размера. Альтернатива — полная стратегическая катастрофа.